На полках рабочего кабинета Сергея Кравченко стоят пластилиновые головы. То взглянут на тебя из-под тяжелых надбровных дуг глаза первобытного человека‚ то разулыбается нечто с огромными ушами‚ но в основном лица современные. Метод маскотерапии существует около 30 лет‚ и суть его парадоксальна: создавая собственный портрет‚ человек освобождается от масок и обретает лицо.
Жанна Сергеева, «Красота & здоровье»: Сергей Антонович, как буквально выглядит работа по вашей методике? Человек просто смотрит в зеркало и с натуры лепит автопортрет?
Сергей Кравченко: Да. И в результате получается не то лицо, к которому человек привык, а истинное, принадлежащее его личности. Такое, с которого сняты все социальные роли, все маски, привнесенные в нашу жизнь воспитанием или образованием и часто мешающие нам видеть себя. Освободиться от них сложно, а слепить — нет. Художественное образование для моих занятий не важно. 99 % приходящих сюда последний раз обычный пластилин держали в руках в детском саду, а скульптурный, как у нас, — и вовсе никогда. Когда человек открывает в себе способность создавать автопортрет, становится понятно, что в нем больше талантов, чем он предполагал.
«К&З»: Слепить себя — довольно необычный опыт.
С.К.: Сперва я предлагаю слепить не автопортрет, а большое яйцо.
Это некий тест: насколько мы владеем своими руками и сознанием, можем ли создать такую форму. К тому же это тема для первой терапевтической беседы. Яйцо — символ мира, рождения, и если оно не получается, то мне это подсказывает, что могла быть серьезная родовая травма или проблемы в дородовом периоде. Если у клиента есть возможность спросить об этом собственную маму, скорее всего она может подтвердить: да, было такое. У человека с серьезным душевным расстройством результат будет вообще не похож на яйцо. Создатель метода Гагик Микаэлович Назлоян разработал его в процессе лечения параноидных шизофреников. Он заметил, что они редко интересуются внешним видом и не любят свое отражение в зеркале. Но даже при этой болезни человек не против посмотреть на свой портрет. Назлоян создавал объемные портреты в натуральную величину — посредством их можно помочь человеку с душевным расстройством, а за 15–20 сеансов избавить человека от зависимости — алкогольной, наркотической или любой другой.
«К&З»: Все начинается с яйца, а каковы следующие этапы работы?
С.К.: Мы взяли за основу классификацию из юнгианского анализа, согласно ему человеческая душа имеет пять уровней. Первый — животный, самый глубинный. Создавая яйцо, мы взаимодействуем именно с этим уровнем психики дородового периода, где могут быть свои травмы.
Следующий уровень — общечеловеческий, когда из бесформенной массы возникает первый образ человека. Вот вопрос: что же такое человек посреди животного мира? Довольно часто люди называют друг друга словами, означающими животных: зайчик, птичка. Мы говорим о себе, например: «Ну, я пополз», — уподобляясь кому-то иному. Иногда образ нечеловека неосознанно сохраняется на всю жизнь. Так вот, мы на втором этапе создания автопортрета сосредотачиваемся на том уровне психики, на котором клиент все-таки ощутил бы себя человеком. Это актуально почти для всех. Достаточно осознать человеческое и нечеловеческое в своей психике, чтобы усовершенствовать видение себя на этом уровне.
«К&З»: Молодые девушки и женщины часто любят сравнивать себя с кошками, тигрицами, подражать им. Это вещи того же порядка?
С.К.: Да, и самое интересное, что это упрощает психику человека, приводит его к примитивному осознанию себя. Дело не в кошках, можно сравнить себя и с березкой, и с орлицей. Если это художественное сравнение, то в нем ничего плохого нет, оно может подчеркнуть какую-то индивидуальную особенность. А вот если себя с этими образами идентифицировать, постоянно им подражать, психика может пойти в сторону деградации.
«К&З»: После осознавания себя человеком что ждет нас дальше?
С.К.: Третий уровень — родовой, он связан с проблемами общества и половой самоидентификацией. Сейчас унисекс в моде, и на автопортретах это тоже сказывается. Иногда в чертах не проявлена половая самоидентификация, трудно понять, мужчину или женщину вылепил клиент. Это сигнал о том, что он сам не чувствует, не может подчеркнуть свою мужественность или женственность.
«К&З»: Лепить нужно именно себя?
С.К.: Да. А если хочется слепить любимого или родственника, для меня это подсказка, что сознание клиента заполнено кем-то другим. Часто наши кумиры, любимые нами люди настолько сильно закрывают внутреннее пространство, что мы сами не знаем своего лица, и вся жизнь проходит как подражание кумиру.
«К&З»: А бывает, что в автопортрете ненамеренно проступают чужие черты?
С.К.: Такое случается, например, когда сценарий жизни «дарит» знаменитость. У одного из моих клиентов на третьем этапе развития портрета явно проступил образ Владимира Высоцкого. Этому мужчине было около 37 лет, а Высоцкий прожил 42, и мы все знаем, как и почему закончилась его жизнь. Я предположил, что клиент живет по сценарию Высоцкого, и он со мной согласился. Когда он осознал свой сценарий, у него возник вопрос: стоит ли дальше продолжать или все-таки выбрать собственную жизнь? Прекрасно, что его кумиром был гениальный певец, поэт, гражданин, но это было сопряжено с зависимостями — алкогольной и наркотической.
А вот другой пример: парень слепил портрет, который ему напомнил дедушку, который его очень любил, но спился и умер. Парень прожил 30 лет, подражая любимому деду во многом, в том числе и в избыточном употреблении алкоголя. Когда он понял, что даже глядя в зеркало на собственное лицо создал не свой, а чужой потрет, то осознал, что дедушки в нем больше, чем собственного «я».
Бывает, что, заразившись однажды яркой личностью, мы несем ее в себе, не подозревая, что смотрим на мир ее глазами, живем и реагируем ее душой, не смея проявить себя. Концентрируясь на своем лице, всматриваясь в него во время создания автопортрета, мы приближаемся к себе настоящему.
«К&З»: И это, вероятно, уже следующий шаг?
С.К.: Да, история о дедушке относится уже к четвертому этапу — семейному. Когда в своем лице мы узнаем черты близких и понимаем: у меня нос отца, уши мамы, я сборник лиц всех моих родных. В чем же тогда моя уникальность? И об этом тоже можно поговорить.
«К&З»: Физиогномическими исследованиями вы пользуетесь?
С.К.: Нет, я не связываю черты характера с формой скул или носа. Лицо уникально, и за ним стоит уникальная личность. Хотя на отдельные черты обращаю внимание. Как-то клиент слепил портрет с практически отсутствующим лбом и пояснил так: «Я 25 лет в армии служил, мы фуражки носили, на лбы никогда внимания не обращали». А одна женщина сперва слепила прямо-таки пещерного человека, зато к финалу занятий у нее был очень похожий на нее портрет, хотя при этом чем-то напоминающий лицо Марины Цветаевой. Клиентке было почти столько же лет, сколько Цветаевой, когда та покончила с собой. Узнав об этом, женщина поняла, что находится в состоянии кризиса и распада, и решилась рассказать об этом группе.
«К&З»: Маскотерапией занимаются и в группе?
С.К.: Да, мы здесь часто работаем по четыре-пять человек за одним столом. Многие друг другу что-то подсказывают, советуют — в маскотерапии крайне важен эффект присутствия третьего наблюдателя, помимо терапевта и клиента. Работает принцип открытых дверей. На людях человек потерял лицо, на людях он должен его и обрести. Свое истинное неповторимое лицо. С этим обретением связана и внутренняя энергия. Кстати, если у человека депрессивное состояние, оно обычно к третьему сеансу проходит. А часто люди специально лепят смешные портретики, гипертрофированно выделяя какие-то части тела и тем самым смеша себя и окружающих.
«К&З»: Это можно понять и как защиту от самого себя.
С.К.: Да, как нежелание приблизиться к себе настоящему. Один мой клиент вначале лепил смешной портрет, и ассоциации у него были тоже с людьми из сферы эстрады и юмора — то с Винокуром, то еще с кем-то. А потом, ближе к четвертому-пятому сеансу, человек смеяться перестал и начал задумываться, в чем смысл его лица, его жизни, его судьбы, особенно когда в ней уже есть надлом, — ко мне ведь обычно попадают люди именно в состоянии кризиса.
«К&З»: Во время терапии идет работа над своим портретом — то есть одним и тем же?
С.К.: В идеале портрет должен дойти до натуральной величины, тогда работа считается завершенной. Сперва он маленький, главное — добиться сходства, а уже потом его обкладывают еще одним слоем пластилина и лепят заново, потом еще и еще раз. Это целый путь, который помогает понять себя. Кстати, было замечено, что почти все автопортреты художников, скульптурные или живописные, делались ими в серьезные кризисные моменты жизни. Художник, ощущая, что его жизнь шатается, распадается на куски, создает свой автопортрет, собирая заново себя, свой талант, и ищет таким образом новый выход из ситуации.
Индивидуальный уровень — самый сложный, и до него многие не добираются, потому что работа идет в несколько этапов, после каждого из которых может возникнуть пауза. Одна девушка-психолог стала ходить ко мне на маскотерапию, чтобы овладеть методом, и начала с яйца. Оно оказалось неестественно вытянутым, она никак не могла слепить обычное. И вдруг у нее всплыл в памяти рассказ мамы о ее рождении посредством вакуумной установки. Когда она поняла, что яйцо отражает ее родовую травму, наши сеансы прекратились, она сказала: «Мне надо это все пережить, я пока не готова». На любом из этапов маскотерапию можно остановить, а когда состояние изменится, сказать: «Давайте продолжим». Если, пройдя сквозь все это, человек довел работу до индивидуального уровня, то он получает от самого себя огромный ресурс. Как говорил Гагик Назлоян: «Тот, кто способен довести портрет до натуральной величины и до полного портретного сходства, способен сделать в жизни все что угодно».
«К&З»: Искусство определенных эпох каким-то образом повлияло на появление метода маскотерапии?
С.К.: Мы сравниваем его с римским портретом, с древнекитайской скульптурой, египетской, вавилонской. Я лично беру за образец древних греков или Возрождение. Когда смотришь на работы Микеланджело, кажется, что более совершенных творений создать невозможно. Взгляните на примитивные скульптуры скифов и на современность, где лицо постепенно из скульптуры исчезает, — получается, что пик развития человечества был во время Античности и Ренессанса. Чем совершеннее портрет, тем более развита эпоха. Мы считаем себя развитым обществом, сегодня художники интересуются скорее телом и его движениями, тело возвеличивается, лицо уходит на второй план. Основная проблема массовой культуры — обезличенность, влекущая за собой остальные расстройства.
«К&З»: Лепят ли у вас и тело?
С.К.: Да, чаще всего женщины. Когда женщина ненавидит свое тело, у нее распадаются социальные отношения, семья, она может даже заболеть. После работы с телом восприятие себя меняется, и жизнь налаживается. Помню, одна девушка пришла ко мне, так как начала терять женственность и телесно перевоплощаться в мужчину. Причиной была несчастная любовь, потом попытка суицида. Она несколько лет почти не выходила из дома. А в процессе работы начала петь, танцевать и превратилась в настоящую красавицу — какой изначально и была. Имени ее я не назову, но несколько лет назад она была на обложке популярного журнала.
Когда человек теряет лицо, он теряет все. Возвращаясь в самого себя, человек обретает и здоровье, и красоту, и отношения. Такое ощущение, что именно с лицом связана личность, а с личностью все остальное, и так мы создаем себя.
Связь с портретами у людей сильная. Как-то раз из-за жары портрет одного из клиентов слегка покосился, и казалось, что он думает, склонив голову. Клиент, вернувшись из поездки, рассказал, что действительно все это время провел в большой задумчивости. Портрет становится своего рода двойником, но двойником помогающим.
«К&З»: Вы сами лепите клиентов?
С.К.: В особых случаях. Был один клиент, который никак не мог вылепить яйцо, и после беседы с лечащим врачом мы решили, что будем делать портрет моими руками. К третьему сеансу мужчина начал говорить о своем интеллекте и внешности. Потом решил помыть голову. Потом переоделся. Задумался о том, что неплохо бы получить образование. Он как будто возвращался в себя.
Люди порой видят мир как в тумане, примитивно и приблизительно, а себя — почти никак не видят. В процессе работы над портретом увеличивается резкость, и можно увидеть более отчетливо и себя, и других, общение становится более совершенным. Когда мы создаем свое лицо, оно становится естественным, живым, красивым, искренним. Искренности в нас немного, истинное лицо мы прячем, отсюда большой душевный дискомфорт, стремление к зависимостям, например к алкоголю, снимающему напряжение социальных масок. А при искреннем отношении к себе для жизни требуется меньше усилий — вот как деревья растут, так и человек может жить и расти спокойно и комфортно.
Сергей Кравченко -психолог, маскотерапевт семейной клиники психологического здоровья и лечения зависимостей Rehab Family.
Журнал
«Красота и здоровье»
Сентябрь 2012
